В Бежецке разрушается уникальный мемориал в память о жертвах концлагерей, построенный Николаем Ятченко
В конце 1980-х годов бывший заключенный немецких концлагерей Николай Ятченко построил на своем огороде в городе Бежецке Тверской области мемориал в память о жертвах Штуттгофа и Дахау. В саду-реквиеме за десятилетия перебывали сотни посетителей, от местных школьников до британских ветеранов. Но четыре года назад его основателя не стало, и мемориал пришел в упадок.
Ворота в сад-реквием Ятченко давно накренились, краска на деревянных конструкциях поблекла. Уже непросто разобрать надпись: «Пока я жив, и вы со мной». То, что издалека представляется узорами, оказывается лицами, перерисованными с картин и фотографий.
Ятченко, который водил экскурсии по своему мемориалу, умер, и объяснить смысл деревянных символов и метафор теперь некому. Но остались его книги-воспоминания.
Вот странная реконструкция ворот Дахау с русскими народными мотивами. Поверху вырезаны даты. Читаю: «В воскресенье 3 апреля узникам четвертой комнаты блока объявили, что их отправляют куда-то за пределы лагеря. Узнав об этом, заключенные других комнат этого блока выделили по кусочку хлеба из своего пайка, чтобы передать товарищам. На другой день все 42 узника из 27 блока расстреляли у стен крематория».
Пестрая избушка с жар-птицами и резными животными оказывается «Сказочным домиком», символизирующим несбывшиеся детские фантазии: «После войны в лагере Терезине были найдены свернутые в рулоны, в стеклянных бутылках детские рисунки. Вот рисунок с изображением группы детей за обеденным столом. В центре стола — большое блюдо и подпись «Как много вкусного хлеба».
С огромной конструкции смотрят грустные человеческие лица и табличка с датами и именами: «Концлагерь гудел, как улей… Я увидел колонну избитых, искалеченных людей. Они шли под усиленной охраной солдат СС и пели «Интернационал». Это были наши летчики, тридцать три человека. На глазах у нас эсесовцы били их плетьми, прикладами, травили собаками. В этот же день я записал огрызком карандаша на куске серой бумаги из-под цементного мешка две фамилии: капитан П. Фомин и Седов».
Деревянный человечек в синей полосатой робе — заключенный, которого гонят на работу. У него есть имя: «Юлис не раз спасал меня от смерти и поддерживал на протяжении трех лет в концлагере. К сожалению, я не мог ответить ему тем же, спасти его. Он погиб в 5 часов 30 минут 29 апреля 1945 года, за полчаса до свободы, которую так долго ждал. Спустя много лет я привез пепел узников Дахау и Штуттгофа, взятый из печей этих концлагерей. Быть может, мне повезло, и маленькая частичка этого необыкновенного человека — в привезенной горстке серого пепла».
- Папа любил жизнь. Помню, в девяностые осталась без работы: возили с ним на тележке на рынок запчасти от мотоцикла. Иногда такое отчаяние забирало: сяду и плачу. А папа удивляется: «Ты что! Смотри, как хорошо живем: вот картошка, вот огурцы, все у нас есть! А в концлагере ты бы даже человеком быть не могла: всех пытались превратить в ничто. И у меня слезы мигом высыхали, — вспоминает Нина Смирнова.
Биографию отца Нина Николаевна пересказывает коротко и без подробностей. Шестнадцатилетнего пацана из города Репки Черниговской области в 1941 угнали в Данциг. Парень совершил побег, был отправлен в лагерь смерти Штуттгоф, печально известный опытами над заключенными. Через несколько лет стойкого русского перевели в Дахау, где, пережив медицинские эксперименты и намеренное заражение сыпным тифом, Коля Ятченко встретил освобождение. Много лет житель Бежецка был последним живым свидетелем творившегося в Штуттгофе и Дахау в самые «суровые» годы работы лагерей и рассказал обо всем в трех книгах, на сотнях встреч, в видеофильмах и в собственном саду.
- Ради мемориала он отказался от двух благоустроенных квартир. Так и прожил вот в этом бараке. Видели б вы, как все это строилось: по ночам, на свои деньги, своими руками. В этом был смысл его жизни: но поневоле стал нашим. Мама ведь по большому счету своей жизнью никогда и не жила: думаете, это просто?
- А что Николай Федорович говорил о будущем своего памятника?
- Он об этом написал: не станет его — и все растащат на дощечки.
- Руководитель ООО «Завод "ЖБК"», четыре года назад помогал благоустраивать мемориал. Дал плитку, краску, песок, мастера. Николай Федорович был тогда еще жив. А больше с тех пор никаких работ в саду не велось, — говорит председатель Бежецкого городского Совета ветеранов Галина Ягольницкая. - Загвоздка ведь в чем: все — из дерева. Материал недолговечный, ему бы под крышу. Там бывали и музейщики, и представители администрации: сломали всю голову, а решения не нашлось. Думаете, мы не понимаем, что сад Николая Федоровича уникальный и его нужно сохранить? Был бы это бронзовый памятник Ленину, все было бы проще: а это частный мемориал, который не числится ни на одном балансе, — объясняет Ягольницкая.
Заместительница главы администрации Татьяна Обалина сетует, что администрации могут предъявить нецелевое расходование средств. «Мы не можем просто так взять и выделить из бюджета деньги на ремонт частного мемориала: законодательство не позволяет. Нужны общественные фонды, общественные организации, спонсоры, — говорит Обалина. — И это ведь для нас сад Ятченко — важное историческое свидетельство, ответ на попытки рассказать о концлагерях на новый политический лад. А для родных Николая Федоровича это просто память о человеке: им трудно решиться на его перенос. В музейных стенах экспозиция утратит смысл, а если поставить ее под открытым небом, придется решать проблему охраны. Да и согласится ли Нина Николаевна на «переезд» памятника из огорода?»
Но дочь покойного Ятченко уже на все согласна.
- Поймите: я не могу с утра до ночи охранять папин сад. Мама болеет, живем мы в Дорохово, а у меня же еще и работа. Дом пустой: забегаю проверить, все ли на месте. А то ведь конструкции и ломали, и поджигали, и разворовывали, — оправдывается Нина Смирнова.
Сообщает www.rusplt.ru
