8 тезисов о стране, управлении, политике, городах, гражданах и прогрессорах (памяти Вячеслава Глазычева)
Памяти Вячеслава Глазычева. Статья из журанла "Русский Репортер". Интересный человек. Интересные мысли, многие из которых актуальны для нашей Твери.
"Глубинная Россия Вячеслава Глазычева" (авторы: Виталий Лейбин, Юлия Вишневецкая)
Ушел из жизни Вячеслав Глазычев. Профессор МАРХИ, член Общественной палаты, градостроитель, философ, проектировщик, любимый эксперт многих журналистов, один из самых мудрых людей, с которыми нам довелось общаться. Его книги, идеи, выступления не просто умны и оригинальны, они — живые. По крайней мере «РР» со многими из них живет и работает. Перечитав его тексты и выступления, мы составили свой список любимых и практичных заповедей и мудростей «от Глазычева».
1. Жизнь страны сложнее административной схемы
«Человеческие рисунки, межчеловеческие взаимосвязи оказываются куда сложнее, чем принято о них думать. Особенно принято теми, кто удерживается в позиции московского снобизма. А самый ярый приверженец московского снобизма — это наше дорогое правительство».
Различия «России видимостей и России сущностей» — это не просто старая метафора из Василия Розанова, но и поныне ключевая проблематика страны. История государства Российского — во многом история удачных и неудачных попыток надеть на разнообразную жизнь одинаковый административный «намордник», как говорил Глазычев. Но «народ так просто не возьмешь, и сегодня все как один главы районов вот уже в двух губерниях говорили мне про новый закон о местном самоуправлении: “Да вы что думаете, мы его соблюдать, что ли, будем? Мы не сумасшедшие”. И не будут, голубчики, будьте покойны».
Глазычев все время, включая последние выступления и тексты, пытался, где только возможно, ослабить этот «намордник». «Я глубоко убежден в том, что необходимо считаться с реально существующими конструкциями управления» — один из самых мощных его практических тезисов, который означает не только признание регионального своеобразия, но и вообще отказ от любой общей схемы как панацеи.
Эффективное управление — это не только и не столько создание регулярной схемы администрирования, но скорее постоянное открытие точек развития (людей, бизнесов, новаций, инициатив).
Он не уставал удивляться России. Казалось бы, в богатой области и малые города должны быть богаче. Ан нет, «по одной и той же области существует огромный разброс между неплохо живущими городами и еле-еле сводящими концы с концами». Казалось бы, «по схеме» вблизи Москвы все должно утекать в столицу. Ан нет, есть, например, Дмитров, где «активность — коммерческая, организационная, менеджерская, культурная — невероятна». «Наши экспедиции вообще развеяли тьму предрассудков», — говорил Глазычев.
2. Воля одного человека способна преобразить жизнь
«От чего это [успешность города] зависит? Как ни странно или, наоборот, как ни банально это прозвучит, от одного человека. От мэра. Причем настолько зависит, что это заставило нас даже отказаться от классификации и подходить к каждому городу индивидуально».
К концу жизни Вячеслав Глазычев все меньше прибегал в своих выступлениях к теоретическим обобщениям. И если вы прочли первый пункт, то, наверное, уже поняли почему. Но на практике с «московским снобизмом» трудно бороться, будь вы даже очень умны и осторожны, почти невозможно отказаться от собственных предубеждений о том, как осчастливить «глубинку» — выборами, сити-менеджерами, современным искусством...
Если такая болезнь вас одолевает, то у Глазычева вы узнали бы, например, что, в отличие от вас, «мэр города Омутнинска в бедной Вятской губернии знает наизусть все европейские документы по местному самоуправлению». И что любое ваше абстрактное решение будет неверным: «Я провел экспедиции по двум сотням малых городов. Эти исследования показали, что, назначается градоначальник или избирается — пока это не имеет никакого отношения к тому, как идут дела. Выяснилось и то, что так называемая бюджетная обеспеченность не имеет прямого соответствия с реалиями жизни».
Но отказ от предубеждений и схем не означает отказа от деятельности, в том числе проектной, в том числе по развитию территорий. И если вы занимаетесь развитием, то ваша первая задача «на месте» — создать себе союзников. «2,5% активного меньшинства есть в любом городе, наше неумение их отыскать — это наша проблема», — говорил Глазычев. Более того, «до трети этой элиты представлено в городской администрации или городском собрании, как бы они ни назывались. Популистская позиция — наверху неумные власти, а внизу замечательные силы — не только неверна, но и вредна. Эта треть “наверху” непременно есть, их надо делать союзниками, вытянуть их к взаимодействию, открыть то, что у них и в них есть».
3. Недостаток ресурсов не повод для уныния и бездействия
«Нет ресурсов? Неправда. Есть земля, есть какие-никакие строения, есть… люди, которые ухитряются выживать в этих самых полуразваленных домах, — это же высокий профессионализм выживания! Средний американец уже давно бы помер с тоски, а наш горожанин — выживает».
Про это у Глазычева есть много историй, например таких. «Один район сидит на богатстве — Соль-Илецкий. У них под ногами 98-процентная соль, почти не требующая очистки. Нужна была людям соль при палеолите, нужна сейчас и будет нужна до тех пор, пока люди есть на планете. Казалось бы, добывай и продавай!.. Увы! Город пребывает в убогом состоянии, у главы администрации тусклый взгляд, перед зданием администрации огромная лужа, погранзастава (это граница с Казахстаном) размещается в каких-то убогих сарайчиках.
А рядом Ташлинский район. Он вообще ни на чем не сидит. Там никогда не было никакого производства. При этом за последние десять лет в Ташле треть людей переехала в новые солидные дома из силикатного кирпича — не бог весть какой архитектуры, но добротные. Работает молокозавод, мальчики в белых рубашках пашут на джон-дировских лизинговых тракторах, по дорогам ездят хромированные цистерны на импортных грузовиках, как в американском кино. И продают ташлинцы сухое молоко и казеин в семь европейских стран».
Для тех же, у кого сохраняется «тусклый взгляд», он рассказывает, что «при населении 40 тысяч человек годовой бюджет Нортхэмптона составляет неполных 25 миллионов долларов, то есть всего-то 16 800 рублей на одного жителя!» При этом город тротуары мостит, парки содержит, пожарные машины покупает. У них, правда, нет висящего гробом на бюджете ЖКХ, но ведь даже это решаемая задача, если ее решать.
4. Национальный характер не судьба, а ресурс для проектирования
«Менеджеры… имеют дело с людьми непривычными к системному занудному труду. Они привыкли к истероидному типу рабочего действия, который нам как нации весьма свойствен. Если эту драму вовремя “поймать”, то можно обойтись без катастроф».
У Вячеслава Глазычева накопилось множество остроумных обобщений по поводу русского (советского и проч.) национального характера. Но он был бесконечно далек от опостылевшей уже ругани в адрес своего народа и своей культуры в жанре «только в этой стране…». Как, впрочем, и от квасного патриотизма. В его репликах по поводу нашего уклада, характера или менталитета всегда был, во-первых, парадокс, преодоление стереотипа, во-вторых, указание на возможное использование при проектировании или хотя бы для минимизации ущерба от тех или иных «свойств нас как нации».
«У нас сегодня все перемешано, и это гигантское преимущество!» — говорил Глазычев и рассказывал о том, что больше всего удивило в Москве начала 90-х его коллег-урбанистов из Англии и Германии. Не нищета — им доводилось работать в бедных кварталах Шеффилда. «Такой среды, — сказали они, — не может быть. Среды, в которой на одной лестничной площадке живут университетский профессор, многодетная мать и вечно пьяный сантехник. Такого в мире больше нигде нет. Второе суждение: «В этой среде у людей не может быть чувства собственного достоинства, но оно есть».
Или вот еще парадокс национального характера: «Сколько бы ни говорилось в СМИ об ожесточении сердец, падении морали и прочей чепухе, факты свидетельствуют об обратном — русскому капитализму русское милосердие мешает!» И Глазычев приводил пример ученого, который занялся бизнесом, но «из гуманитарных соображений продолжает преподавать студентам в университете, а из чистого милосердия не увольняет больше половины своих работников».
А вот еще блестящий афоризм про политические проблемы нашей культуры: «Смотрите, у нас есть глагол “компрометировать”, мы его заимствовали еще при Елизавете Петровне очень быстренько… А вот глагола “компромировать” у нас нет. Мы идем на компромисс, как на эшафот».
5. Надо строить цивилизацию, то есть искусство жить в городах
«Городской же культуры в России сейчас еще нет, есть только слободская — строились слободы при заводах. И, несмотря на то что многие заводы приказали долго жить, стереотипы остаются. Стереотипы людей без гражданского чувства, без чувства того, что это их город».
«Пока они живут в чем-то, что составлено из домов, дорог, уличных знаков, вывесок присутственных мест. Но это не город. Город возникает, когда возникает городское сообщество. В Средние века городское сообщество могло вырастать из ремесленничества, в наше время оно может вырасти только из зоны интеллектуального труда, втягивающего внутрь себя и сферу услуг».
Различение Глазычевым советской индустриальной слободы и города одно из ключевых в его выступлениях. Слобода не нуждается в обществе и людях, только в трудовых ресурсах. Гуманизм Глазычева — в отказе даже в процессе проектирования рассматривать человека всего лишь как ресурс, «инструмент». Проектирование городской среды этим и отличается от проектирования единиц «жилья».
«В своем доме люди вели себя иначе, но десятки лет жизни в неопределенности (снесут — не снесут) привели к атрофии, к отмиранию даже частновладельческого инстинкта… Дух слободы победил дух города в миллионах индивидуальных случаев, но для города в целом это означает чудовищное обострение жилищного кризиса, средств на преодоление которого больше неоткуда взять».
Глазычев до последних дней бился за то, чтобы хоть где-то начали появляться современные генпланы, реальные стратегии городов, а не административные фикции слободы. Москва, кстати, не слобода. Но и не город тоже: «Москва — вполне типичный “негород”, потому что уже 25–30 лет назад она преодолела критическую величину собственно города, в котором возможно единое сообщество… Один москвич знакомится с другим через Сиэтл, Вашингтон или Берлин. Это проблема всех метрополий. Самоосознающие метрополии вовлечены в мучительную борьбу за то, чтобы удержать в себе городское начало, — безнадежную, но совершенно необходимую».
6. Деятельная позиция всегда подразумевает (сдержанный) оптимизм
«Самое главное — нащупать те точки, в которых возможно развитие. Но из федерального центра эти “точки” не рассмотришь — это можно сделать скорее из губернской столицы... Это предполагает полное переосмысление устройства страны».
Глазычев как философ происходит из традиции деятельного подхода, а как человек он был неутомимым практиком. Кабинетный «интеллигент» может позволить себе бесконечное уныние и пессимизм. Но если вы собираетесь что-то всерьез делать, вы по необходимости будете настроены на позитив.
«Можно, конечно, как делают наши газеты, выпячивать недовольство, показывать беспросветные ужасы. Но конструктивнее, как это делаю я, акцентироваться на ростках нового и хорошего. Примеров таких ростков сколько угодно. Можно вдруг обнаружить в очень на первый взгляд бедном месте салон красоты. В котором работают ухоженные мальчики и девочки с бейджиками. “Сколько у вас клиентов?” — спрашиваю. “Уже двенадцать!” — звучит гордый ответ».
Из такого подхода прямо следует самое главное для хорошего управленца и проектировщика — доверие к людям: «Надо иметь доверие к добрым намерениям людей на местах. Даже в самых депрессивных районах России обнаруживаются замечательные точки роста, дающие повод для сдержанного оптимизма».
Причем если ты и вправду ищешь точки роста и деятельных людей, то непременно найдешь: «Я проводил проектные семинары в шести сельских районах, часто очень удаленных. Скажем, самый центр Чувашии, или окраина Татарстана, или разнесчастная Симбирская губерния, которой упорно не везет по сей день, или Оренбуржье… Так вот, до четверти участников — скажем, шесть из двадцати пяти — оказываются людьми, способными к проектному соучастию».
Более того, всегда можно найти поводы для преодоления своего (столичного, начальственного, интеллигентского) снобизма. Например, Глазычев любил рассказывать о сельской библиотеке, где за книжкой Мартина Хайдеггера записывались в очередь. И вообще: «За все годы “катастрофических реформ” мне не встретился ни один закрытый Дом культуры, ни одна закрытая библиотека… И если вам говорят, будто культура умерла, что люди перестали читать, — вранье».
7. Вера и надежда — ключевой экономический фактор
«При всей важности сугубо экономических факторов сами по себе они еще не определяют возможную степень развития городского сообщества. И напротив, формирование столь тонкой материи, как надежда на изменение к лучшему… — это прямая экономическая сила».
«Экономизм» — догматическая вера в «либеральные» принципы и реформистские схемы — одна из ключевых бед управления в современной России. Глазычев был одним из тех, кто последовательно показывал, что реальная жизнь сложнее не только административных, но и формально-экономических схем.
«Демографическое поведение жестко не связано ни с экономикой, ни даже с наличием крыши над головой: плодились в коммуналках, перестали плодиться, когда въехали в хрущевские пятиэтажки. Уделять внимание надо форме обеспечения занятости женщин при наличии детей… Именно такие подвижки, а не возврат к традиционализму имеют принципиальное значение. И при этом надо понимать: главное, что родит детей, — это надежда. Вот чего остро не хватает».
У него описан забавный пример такой демографии. «Кувандык: в относительно обеспеченных семьях, живущих в частных домах (в татарских семьях чаще, чем в русских), распространена любопытная практика, заменившая отсутствующую ипотечную программу. Когда сын уходит в армию, рядом с основным домом закладывается фундамент нового. Пока парень служит, дом постепенно отстраивается, когда же он приходит из армии и женится, то сразу вселяется в собственный дом».
При проектировании развития потенциала городов, как замечал Глазычев, «при грамотном и терпеливом процессе осуществления она [надежда] проявляет свойство самосбываемости».
То есть проект «работает» как бы «сам по себе», если в него поверили исполнители и участники. Вера в его реализуемость — ключевой экономический фактор.
8. Идеи развития нельзя вынуть из головы, как шар. Но их можно увидеть
«Первое, что мы пытаемся понять… кто он — этот город? Нас интересуют люди, которые не только знают и любят свой город, но еще и что-то умеют. Повторюсь, мы не привносим готовую идею. Нам интересно разглядеть ее в местных ручьях, камнях, традициях и, главное, в людях».
Следующая цитата, на наш взгляд, должна красоваться на видном месте в кабинете каждого вменяемого управленца и чиновника, особенно если он проектирует реформы: «Труднее всего искренне и добровольно отказаться от навязывания людям готового решения, каким бы разумным оно ни казалось... Решение должно быть непременно выращено через длительный диалог».
И этому у Глазычева множество примеров. «Суздаль доказывает: если у людей завелись деньги хотя бы на огурцах, если им не мешают и по минимуму содействуют, нет никакой надобности в том, чтобы придумывать программы развития для них и, главное, за них». Или любимый Глазычевым город Мышкин, с которым он начал работать еще в 1994 году. «Прежде всего была задача обнаружить активное меньшинство. В малом городе это несложно: все всех знают, следовательно, тебе надо только выработать минимальное доверие. Обнаружился удивительный человек — Владимир Александрович Гречухин, тогда директорствовавший в народном музее…» К началу 2000-х Мышкин стал символом успешного малого года — со своим забытым туристическим ореолом, на который активно работало все сообщество, а не только администраторы. Но даже у Глазычева, с его любопытством, установкой на деятельный оптимизм, поиск «прогрессоров», иногда прорывалась усталость: «Оптимизм автора небезграничен. Понятно, что сословие администраторов, защищая свои интересы, будет всемерно противиться признанию страны как она есть».
Глазычев Вячеслав Леонидович - крупнейший российский урбанист, теоретик и практик сферы развития городов. Родился 26 февраля 1940 года в Москве в интеллигентной семье. Учился в Московском архитектурном институте, впоследствии стал его профессором. В 60-е годы входил в круг разработчиков деятельностного подхода в советской философии, соавтор теорий архитектурного и социального проектирования. В перестройку стал известным общественником, в частности был председателем оргкомитета общества «Мемориал». С начала 90-х реализовывал программы развития в разных городах России, обеспечивая взаимодействие властей, экспертов и общества. В начале 2000-х активно работал в Поволжье. С 2005 года член Общественной палаты, постоянный участник обсуждений реального федерализма, острый критик «лужковского» пути развития Москвы. Умер 5 июня 2012 года, работая над стратегией развития столицы.
