29 Марта 24, 08:12
Блоги, Общество
05 Января 2017, 13:35

Долгая короткая встреча

«Кто сегодня нам сможет ответить,
Сколько жить нам столетий и дней?
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней»
А. Городницкий

 

– Васька-террорист, отдай Феню! – пытаясь спасти сплетённую из тонких проводков обезьянку, Саша едва не уронила на пол утюг. Но было поздно. Уже в третий раз кот каким-то образом сумел смахнуть лапой с ёлки игрушку, даже не качнув при этом саму ёлку, и в зубах утащить её под кровать. Если изрядно покусанную обезьянку Феню – подарок подруги-художницы – удавалось извлечь с помощью веника, то Василий забивался в дальний угол, где оказывался в недосягаемости. И его невозможно было выманить ни рыбой, ни колбасой, ни даже любимым лакомством – сыром. В обычное время кот был от сыра сам не свой, а здесь, видимо, брала своё осторожность. Вообще, тяга к проводам у Василия обнаружилась буквально сразу, как его принесли в эту квартиру полуторамесячным котёнком. Особенно он любил играть и перегрызать тоненькие проводки от зарядных устройств для телефонов, за что, собственно, и был прозван террористом. Но легко мог перекусить и электрический кабель, потому в доме строго следили за тем, чтобы все провода всегда были чем-нибудь прикрыты. Чтобы, не приведи Господь, это милое мурлычущее создание не ударило током. И сейчас, на третьем году жизни эта тяга у Васьки если и снизилась, то совсем ненамного.

Оставалось чуть больше шести часов до наступления Нового года. Из кухни пахло варящимися овощами, в телевизоре пьяный и ничего не понимающий Женя Лукашин пытался убедить Надю, что он находится у себя дома в Москве. Но ни у Саши, ни у её матери не было праздничного настроения. В их семье к этому символическому моменту, разделяющему год уходящий и год наступающий, относились как-то буднично, что ли, как к рядовому календарному событию. А к сопутствующим хлопотам – готовке, уборке, ёлке – как к необходимости, пусть и не обременительной. И если равнодушие Елены Валерьевны можно было объяснить её возрастом и жизненным опытом, то такое же отношение со стороны дочери часто вызывало массу вопросов. Впрочем, и сама Александра – студентка второго курса университета – не могла этого объяснить. Не любила она шумные праздники с большими компаниями, и всё. Мало ли, кто и что не любит? Интересы у всех разные.

Правда, этот вечер и предстоящий день всё же имели одну особенность: только 31 декабря и 1 января родительница не заводила долгих и нудных речей об учёбе дочери. Беседы эти хоть и имели под собой сугубо воспитательную цель, необходимости в них не было. Училась Саша хорошо, сессии сдавала вовремя, несмотря на то, что науки ей, мягко говоря, совсем не нравились. Собиралась поступать на исторический, а на экономический пошла лишь по настоянию матери, которой привыкла всегда и во всём подчиняться. Елена Валерьевна – хозяйка нескольких обувных магазинов – видела дочь своим партнёром по бизнесу, а для этого, как ей казалось, Саше требовалось экономическое образование. Девушку, наоборот, торговля обувью в Вершанске – когда-то одном из красивейших и интереснейших городов Центральной России, а ныне обычной бесперспективной дыре – совсем не привлекала. Хорошая успеваемость, как она уже спела понять, должна помочь ей после университета получить хорошую работу и не возвращаться в это пустеющее и стремительно спивающееся захолустье.
Незаметно подошёл к своему завершению последний день года, и советская киноклассика на экране сменилась торжественной речью президента на фоне ночного Кремля и падающего снега.

– Ну что, дочь, – обе подняли бокалы с шампанским, – давай, чтобы у нас с тобой было всё хорошо. У тебя в учёбе, у меня в делах.

– С Новым годом, мама!


Праздничный стол был, если можно так сказать, холостяцким в женском варианте. Стандартным и без разносолов: шампанское, салат «Оливье» (куда ж без него?), селёдка под шубой, ещё пара овощных салатов, нарезанный тонкими ломтиками сыр, фрукты. Всего понемногу. На горячее – тушёная картошка с курицей. Трапеза обещала перейти в столь же стандартный и непродолжительный просмотр «Диско 80-х» на сон грядущий. Нестареющие хиты 30-летней давности в исполнении заметно повзрослевших музыкантов «Ricchi e Poveri», «Arabesque» или «Bad Boys Blue», в отличие от современной российской попсы, не вызывали острого желания запустить в телевизор чем-нибудь тяжёлым. Но в тот момент, когда «Dschinghis Khan» запел «Israel, Israel», а часы показывали 1.17, в домофон позвонили.

– Кто?

– Здравствуйте, – произнёс с улицы чуть хрипловатый мужской баритон. – С Новым годом вас, с новым счастьем!

Пройдёт каких-то несколько часов, и Елена Валерьевна потом будет благодарить небеса за то, что те усыпили в самый нужный момент её волю и позволили впустить незнакомца в квартиру, а не отправить его куда подальше. Что, вообще-то, было бы логично и не подлежало никаким сомнениям: мало ли, кто шляется по ночам, а на дворе не «эра милосердия». Но история не терпит сослагательного наклонения, потому всё произошло так, как должно было, наверное, произойти, и потому произошло. На пороге стоял высокий мужчина в тёплом комбинезоне со светоотражательными полосками. Густая с проседью борода и загорелое лицо говорило о том, что их обладатель долгое время провёл вдали от цивилизации – в экспедиции или путешествии. На вид ему было лет 40-45, хотя вполне могло быть и меньше: люди, ведущие подобный образ жизни, часто выглядят старше своего возраста.

– Ань дорова! – начал незнакомец, достал из кармана какую-то вырезанную из кости фигурку на верёвочке и надел её на шею Елены Валерьевны. – «Ань дорова» по-ненецки означает «здравствуйте». А это – мой амулет, он несколько лет приносил мне удачу. Я возвращаюсь домой и хочу, чтобы счастье теперь всегда шло рядом с вами.

Представьте, что к вам в дом заходит странного вида незнакомец и начинает что-то говорить что-то подобное. На грабителя не похож, на сумасшедшего тоже. Скорее, на пришельца то ли с другой планеты, то ли вовсе из другого времени. Кто же он – Дед Мороз, Йоулупукки, или монгольский их собрат Увлин Увгун?

– Мама, может мы впустим человека? Чего он стоит у двери?

И, не дожидаясь ответа, добавила:

– Проходите, пожалуйста.

– Спасибо. Можно я вещи занесу сюда?

Получив одобрение, гость вышел из квартиры, и через минуту появился с такой же странной, как и он сам, поклажей. Рюкзак – не рюкзак, баул – не баул: большая сумка с лямками, верёвками и уходящими вниз, словно ноги у штанов, двумя отделениями по бокам. Те, кто ходит в велопоходы, знают, что это – специальный велосипедный баул, который устанавливается и закрепляется на багажнике, а «ноги» свисают вдоль заднего колеса. Гораздо легче и удобнее, чем везти обычный рюкзак со всей поклажей за спиной. Особенно на сложных и протяжённых маршрутах. Когда мужчина начал снимать свой комбинезон и распаковывать баул, дом тут же наполнился ароматом дыма от костра.

– Ну, мама, прямо «Москва слезам не верит», – только и сумела вымолвить дочь, когда они с матерью вернулись за стол, а ночной визитёр ушёл в ванную.

– Да, я сама себе не верю…

Отец Александры ушёл из семьи, когда ей не исполнилось и двух лет. О себе он больше никаких вестей не подавал, если не считать редкие полученные через суд алименты. Дважды после этого Елена Валерьевна пыталась выйти замуж, и оба раза неудачно. Один – программист, компанейский парень, балагур и заводила, хорошо игравший на гитаре, для семейной жизни не был создан. Большой ребёнок, вдобавок, часто уходил в долгие запои. Второй – полная противоположность программиста: водитель-дальнобойщик, человек с золотыми руками через месяц совместной жизни оказался грубияном, для которого обхамить женщину или поднять на неё руку не составляло никаких преград. Больше Елена строить серьёзные отношения не пыталась. И дочь воспитывала в духе «все мужики – сволочи, из которых нужно только тянуть». Этот свалившийся ниоткуда Дед Мороз был явно другим, не похожим на тех мужчин, которых Елена Валерьевна привыкла видеть в своей повседневной жизни.


                                                             *   *   *
– Едэй по! Это «с Новым годом», – произнёс странник, и они втроём, чокнувшись, выпили. – Хотя ненцы, как и другие народы Заполярья, отмечали наступление нового года не как мы, в ночь с 31 декабря на 1 января, а 7 января. Потому что для них новый период жизни был связан с появлением солнца после долгой полярной ночи. Или началом конца «большой темноты».

Поджарый, в майке и шортах он казался Аполлоном, сошедшим с постамента. Александру больше всего поразили его руки. Сухие с длинными музыкальным пальцами, тем не менее, выглядели крепкими, многое повидавшими и не боявшимися никакой тяжёлой работы. Эти руки совсем не напоминали те, что Саша наблюдала у своих однокурсников, глядя на которые, создавалось впечатление, что ничего тяжелее компьютерной мыши они не держали.

Звали его Пётр. Он родился и вырос в Новосибирске, окончил Сибирскую государственную академию путей сообщения (ныне Сибирский государственный университет путей сообщения – СГУПС). Сдав летнюю сессию за первый курс, поехал с друзьями автостопом на Алтай. Парня, никогда прежде не видевшего гор, буквально поразили те места. А после знакомства с коренным населением – алтайцами и их субэтническими группами – кумандинцами и тубаларами – и общения с ними был вовсе сам не свой. Это был совершенно другой мир, выходивший за рамки школьных учебников, со своими устоями, традициями, верой. В итоге, путешествие, планировавшееся недели на две, растянулось на полтора месяца. Мобильных телефонов тогда не было, поэтому домой Пётр звонил с междугородных переговорных пунктов. Чаще, от местных, которые позволяли путешественнику позвонить с домашнего телефона, чтобы сказать родителям, что он жив-здоров, с ним всё в порядке и скоро приедет.

Как ни странно, дома к его отлучке отнеслись с пониманием, если не с уважением. Даже отец – в прошлом военный, всегда журивший сына едва ли не за плохо заправленную кровать, – крепко пожал ему руку и сказал: «Молодец, растёшь!». Прежде их отношения были достаточно прохладными, а после возвращения Петра отец и сын заметно сблизились между собой. Отставной подполковник, ещё капитаном выполнявший «интернациональный долг» «за речкой» и получивший там медаль «За отвагу», а к ней в придачу несколько осколочных ранений, контузию и баротравму, потом часто рассказывал возмужавшему, как он считал, отпрыску про Афганистан. Не про войну, а про природу, про горы. Про то, как советские солдаты и офицеры, несмотря на постоянную опасность, всё же замечали непередаваемую красоту долин. «Побывать бы там ещё раз, но уже без автомата, подняться на перевал и просто посмотреть вокруг», – вслух мечтал отец. Не суждено будет его желанию осуществиться, а вот сын, спустя годы, Афганистан посетит. И эхо той далёкой войны услышит.

Гилберт Честертон как-то сказал: «Путешествия развивают ум, если, конечно, он у вас есть». Студента-путейца это коснулось напрямую. Теперь каждые каникулы он обязательно куда-то ездил. И не только во время каникул, но и в течение семестра, если появлялось желание и позволяло время. А для этого он стал лучше учиться и старался досрочно сдавать сессии, читать книги по истории, записки известных путешественников, серьёзно изучать английский язык. Как итог – красный диплом. Преподаватели как один, удивлялись, как это Петька, несмотря на частые и долгие отлучки, знает предметы на четвёрки и пятёрки. Так ведь везде, как известно, успевает тот, кто никуда не торопится, а имея перед собой чёткую цель, не теряет ни минуты своего времени. За период студенчества Пётр прошёл практически всю азиатскую часть России от Уральского хребта до Охотского моря и Забайкалья. Там, где были хоть какие-то дороги и можно рассчитывать на автостоп.


Путешествия продолжились и после окончания вуза, но уже в другом качестве. Как специалист по строительству и эксплуатации железных дорог, он исколесил вдоль и поперёк Россию и государства бывшего СССР. Но видел лишь то, что находилось в непосредственной близости от стальной колеи или участка, где нужно было прокладывать пути или строить мост. Но Петру хотелось попасть туда, куда ни на поезде, ни на машине не добраться, увидеть, как там живут люди. Ещё на четвёртом курсе ему попались очерки о Глебе Травине – путешественнике, в 1928-1931 годах объехавшем на велосипеде вдоль границ Советского Союза. В тех записях, помимо описания экзотических мест, присутствовали и довольно жуткие подробности. Например, как однажды льдина, на которой ночевал Травин, дала трещину, в неё просочилась вода, в результате путешественник вмёрз в лёд, и как потом с помощью ножа сам себя выковыривал. Как собственными руками в ненецком чуме ампутировал обмороженные пальцы на ноге. И Пётр мечтал, что однажды повторит этот маршрут.

Ни, семьёй, ни детьми он не обзавёлся, хотя женат был дважды. Первая из ревности, будто муж в своих поездках найдёт другую и бросит её, сделала аборт, вторая, узнав от врачей, что не сможет родить, начала пить и скоро сожгла себя в угаре какого-то суррогатной дряни. Оставалась работа. Когда назначили в управление Западно-Сибирской железной дороги на кабинетную должность, и разъезды по городам и весям прекратились, Пётр вспомнил про Глеба Травина и стал осваивать велосипед. Начал с небольших походов, набираясь опыта и попутно определяясь, что брать с собой из снаряжения и запчастей, что должно входить в ремонтный комплект, запчачти каких марок можно покупать безбоязненно, а какие нет. И четыре с половиной года назад, в день своего 40-летия 12 июня он стартовал в своё первое большое путешествие по Юго-Восточной Азии. С работы ушёл, купил небольшой грузовичок и стал заниматься автоперевозками, а также писать в различные газеты, журналы, на сайты свои путевые заметки. Продал две квартиры – свою и доставшуюся в наследство от родителей – и приобрёл небольшой домик за городом, который за символическую плату сдавал знакомым, чтобы просто присматривали. На имеющиеся сбережения, а также заработки от перевозок и гонорары и ездил по миру, уходя из родного дома на несколько месяцев. Всего за это время Пётр увидел добрых полтора десятка стран и накрутил педалями почти 30 000 километров пути.

Елена Валерьевна и Саша слушали гостя как зачарованные. Сам же Пётр ощущал себя в чужой квартире вполне естественно. Так же, как много раз в других городах и странах, в кишлаках и оленеводческих чумах, охотничьих промысловых избушках и вахтовых посёлках нефтяников. Вернее, не то, чтобы естественно, но так, чтобы не вызвать у принимающей стороны чувства неловкости от того, будто гость чего-то стесняется. Научился за время странствий чётко находить грань между «будь как дома» и «не забывай, что в гостях». Сидя за праздничным столом в Вершанске в обществе двух дам, он рассказывал им о том, как радушно его принимали в Иране и обворовали в соседнем Афганистане. Как учился обходиться несколько часов без воды, и как потом на 50-градусной жаре эти тренировки пригодились. О затяжных высокогорных перевалах и заполярных зимниках, где в составе небольшой международной экспедиции по местам объектов ГУЛага и захоронений узников. Тоже на велосипеде, при температуре в –50. Как почувствовал, будто видит прошлое в Пустозерске – исчезнувшем городе на Печоре, где в апреле 1681 года был казнён протопоп Аввакум, и как его с группой питерских друзей возле Усть-Кары задержали пограничники, потому что пропуск в погранзону оказался просрочен на несколько дней. Тогда много поломок случилось, да непогоду в Большеземельской тундре приходилось пережидать чаще, чем рассчитывали. Вот и затянули с прохождением.


– В Афганистане, кстати, при том, что там к чужакам вообще относятся с подозрением, меня, узнав, что я из России, встречали более или менее по-человечески. Русских, в принципе, там воспринимают не враждебно, с уважением вспоминают боевые и личные качества советских военных. Это один пожилой чабан мне рассказывал, который ещё пацаном участвовал в той войне и немного научился от наших говорить по-русски. А американцев, наоборот, ненавидят.

Сейчас Пётр возвращался из четырёхмесячного похода по странам Скандинавии, откуда вёз более 10 000 фотографий и десятка три полностью забитых дневниковыми записями толстых блокнотов. Неделю погостил у друзей в Санкт-Петербурге, теперь двигался в сторону Москвы. Так, в ночь с 31-го на 1-е он оказался в Вершанске. Пётр тоже не очень воспринимал Новый год как-то по-особенному, тем более, что встречать его на этот раз было не с кем, вот он и рассчитывал провести это время в дороге. Впереди была Тверь, куда путника давно звали, чтобы провести мастер-класс для тамошних велотуристов. И только потом столица, вокзал и поездом в родной Новосибирск.

– А почему позвонили именно к нам?

– Нажал кнопку той квартиры, в окнах которых горел свет. На то, что меня пустят, разумеется, не рассчитывал, просто хотел поздравить, вот и всё.

Елена Валерьевна застыла, не донеся нескольких сантиметров до рта вилку с салатом.

– Саша, принеси ещё бутылку, – мать попыталась сгладить возникшую неловкость. И, обращаясь к гостю, спросила:

– Вы откроете шампанское?

Ни Елена Валерьевна, ни дочь спиртным не увлекались, поэтому на двоих им хватило бы одной бутылки игристого напитка. Но ровно за две недели до Нового года в супермаркете стартовала промо-акция, по которой если человек брал товар на превышающую определённый порог сумму и при этом в корзине оказывалась бутылка шампанского конкретной марки, то при покупке получал солидную скидку. Напиток, таким образом, выходил чуть ли не на треть дешевле, чем значилось на ценнике. Так в доме нашей героини оказалось целых весемь бутылок – в магазин она, как и положено женщине, ходила часто. Как будто устроители акции в будущее смотрели! И шампанское, как выяснилось, очень даже приличное, просто марка мало известная. Через час Саша, ушла в свою комнату спать, а Елена и Пётр продолжили сидеть за столом. Скорее всего, дочь удалилась из чувства такта, она видела, что с матерью происходит что-то, чего она раньше у неё не замечала. Самой девушке Пётр нравился, но исключительно как человек, как умный и интересный рассказчик. А вот мать он своей харизмой и интеллектом сразил наповал. Сильная красивая дама бальзаковского возраста позволила себе в эту ночь расслабиться, и сама не заметила, как влюбилась. Не то, что влюбилась, а втрескалась, как говорится, по самые уши.

Ещё через час в большой комнате погас свет, и вместо него зажглись свечи, а телевизор сменил диск с записью британской группы «Asia». Любимой музыки Елены ещё с той далёкой поры, когда она только начала встречаться с будущим Сашиным отцом и была, как ей казалось, счастливей всех на свете. Когда заиграла медленная композиция «Arena» с одноимённого альбома, мужчина пригласил Елену потанцевать. «Into the arena we climb we look to the sky», – доносилось из динамиков. Песня не успела закончиться, а женщина уже впилась в губы своего партнёра горячим и затяжным поцелуем.

Потом они вместе купались в ванне. Потом… Стоит ли в подробностях описывать, что было дальше? Скажу лишь, что, если бы древнеиндийский философ Ватьсьяяна, которого считают автором знаменитой «Камасутры», случайно подсмотрел за этой парой, он посчитал бы свой трактат записками дилетанта и уничтожил его, не раздумывая.

О, боги! О, звёзды! О, поэты, мыслители, драматурги, сценаристы! Что же вы делаете, когда лёгким движением руки сплетаете в один клубок ниточки из двух одиноких душ? Что вами движет: искренне желание помочь людям или простое любопытство? У наших персонажей судьбы, если приглядеться, схожие. И ничего удивительного в том, что замотанная своим обувным бизнесом Елена с ходу увлеклась этим многое повидавшим и прошедшим через многое человеком, и увидела в нём крепкую надёжную опору. Человеком того круга, о существовании которого она до недавнего момента имела самое смутное представление, основанное лишь на телепередачах и журнальных очерках. И Пётр, смог, наконец, набраться смелости и признаться себе, что, уходя в дальние и долгие путешествия, он, прежде всего, старается убежать от самого себя – неприкаянного и никому не нужного – и страха перед собственным будущим.


Ничего не попишешь, естественный инстинкт продолжения рода никто пока не отменял. И после тридцати-тридцати пяти холостой мужчина начинает остро нуждаться в семейном гнезде, где главное – дети. К сорока годам это чувство усиливается в разы, а если человек и до пятидесяти прожил бобылём, то не позднее, чем через год-другой его находят повесившимся или замёрзшим по пьяной лавочке. Или в состоянии, близком к этому – свихнувшимся алкоголиком с трясущимися руками. Исключения, конечно, встречаются, но только для того, чтобы лишний раз подтвердить древнее и не подверженное эволюции правило.

Они лежали на широкой кровати, отдыхая после очередного любовного сеанса. Неожиданно Елену прорвало, и она громко разрыдалась. Даже у сверхтвёрдых сплавов существуют свои пределы, чего уж говорить про человеческую плоть – самый хрупкий материал, чего бы мы себе не фантазировали и как бы не старались закалять характер. Вот и у этой волевой женщины вдруг иссяк запас прочности. «Петенька, – ревела она, уткнувшись мужчине в грудь и роняя потоки слёз. – Петенька, любимый мой, почему ты так поздно появился в моей жизни? Где ты был год, два, пять назад, когда у меня ещё не появилось столько морщин, а нервы не были такими истрёпанными? Петя, Петенька, только не уезжай никуда! Я никуда тебя не отпущу и никому не отдам, Петенька!».

Хорошо, что Сашка этого не слышала! Во-первых, комнаты в квартире не были смежными, во-вторых, дом был новый, можно сказать, элитный, с качественной внутренней отделкой. Шумоизоляция была хорошей. Это не «хрущёвка», где стоит кому-нибудь чихнуть, соседи из-за стены тут же кричат: «Будь здоров!»

А он гладил её по волосам, целовал в макушку и шептал: «Конечно, Ленусик, конечно, родная».

Днём Пётр получил возможность доказать, что он не только замечательный любовник и интересный рассказчик. Выяснилось, что путешественник ещё и прекрасно готовит, даже обычная яичница, приготовленная из тех же яиц и молока в тех же пропорциях, у гостя получалась намного вкуснее, чем у Елены. Также он заменил два выключателя в квартире и повесил у Саши в комнате полку, купленную ещё полгода назад, но, ввиду отсутствия в доме мужских рук, стоявшую в углу не распакованной. Кажется, в семье наступил рай. В виде обычных семейных отношений, чего так не хватало всем троим. Сашка так вообще была от Петра без ума. Но… Вот именно, что «но». Это слово из двух всего лишь букв часто обладает такой разрушительной силой, что посильнее любой бомбы.

Человеческие судьбы – любимая и беспроигрышная в литературе и кино тема во всём мире и во все времена. По законам жанра, Пётр должен остаться в Вершанске в качестве управляющего принадлежащих Елене магазинов. Или сама Елена, продав свои магазины, уехать с Петром в Сибирь. Или втроём тут же отправиться в кругосветку. Но наши герои встретились не на страницах книги и не на экране, а в реальной жизни, в далёком от романтики небольшом провинциальном городке XXI века. Поэтому и продолжение эта история получила совсем иное.

Уже на третий день после новогоднего рая гость начал утомлять хозяйку. Сны ведь рано или поздно заканчиваются, вот и влюблённая Ленусик растворилась в рассветном тумане. Вместо неё в квартиру вернулась Елена Валерьевна – одинокая и привыкшая в этом одиночестве показывать безграничную власть над всеми, кто её окружает: дочерью, соседями, подчинёнными. Разве сможет такой человек терпеть рядом с собой внезапно появившегося ниоткуда мужика? Без работы, без определённых занятий, всё имущество которого – стоящий в коридоре велосипед, да походное снаряжение: палатка, спальный коврик, котелок.

– Петя, ты пересолил, ты же знаешь, что мне солёное вредно, – раздражённо бросила за столом хозяйка квартиры и отставила тарелку с борщом. Это был первый сигнал. Тут же сорвалась на дочь:

– Саша, что ты слоняешься? Иди учи, у тебя же экзамен скоро.

А ближе к вечеру прозвучал и финальный аккорд:

– Петя, тебя твои велосипедисты не заждались?

Чтобы собрать вещи, мужчине потребовалось минут десять.

– Пока, Сашуля, – сказал он девушке. Та, боясь разозлить мать, не поднимая головы, тихонько ответила:

– До свидания.

И мужчина ушёл. Навсегда.


                                                                           *   *   *
Прошло шесть лет. Саша окончила университет, вышла замуж и уехала с супругом в Норвегию, где родила ребёнка. Елена Валерьевна всё так же держит в Вершанске магазины. Бизнес её не рухнул, но и не сказать, что развивается. Новый год она встречает в одиночестве перед телевизором и ничуть от этого не переживает. Вернее, не совсем в одиночестве, а в компании с повзрослевшим котом Васькой. С дочерью общается редко, весь их телефонный разговор не превышает минуты. Вот и днём 1 января Саша позвонила, но не ради общения, а, так сказать, для галочки.

– Мама, с Новым годом тебя!

– Тебя так же, доченька. Как ты, как Петенька? Когда приедете?

– Петенька хорошо. Кушает за троих. Бегает так, что за ним не угнаться, – и голос дочери сменился гудками.

Петенька – это как, наверное, понятно, сын Саши.

Неизвестно что колыхнулось в этот момент в душе у бизнесвумен, но женщину вдруг окатила волна из прошлого. Копившиеся где-то в глубине памяти воспоминания в какой-то момент закипели и хлынули наружу словно струя пара через лопнувший клапан. Она стала искать тот самый диск «Asia», найдя, смахнула с него пыль и вставила в проигрыватель. На песне «Arena» заплакала.

– Прости меня, милый, – шептала она. – Прости, пожалуйста, если слышишь. А лучше приезжай. Я ведь только сейчас поняла, как люблю тебя, как тоскливо, как серо мне тут одной. Приезжай, мой золотой. Приезжай. Помнишь, как хорошо нам было те несколько дней? Обещаю, что нам всегда будет так же хорошо. Приезжай, пожалуйста.

Елена Валерьевна так никогда и не узнает, что человек, который подарил ей тот волшебный, тот сказочный новый год, и в честь кого позже был назван её внук, ни с кем так и не встретился. Не доехав нескольких километров до Твери, он попал под колёса пьяного водителя внедорожника. И умер в больнице, не приходя в сознание.

 
Подпишись на наш Telegram-канал
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter Мы на связи WhatsApp +79201501000
вверх